Топфотоп — здесь знаменитости общаются друг с другом и со своими поклонниками

7 May 2010

Интервью со Степаном Микояном

Мне повезло. Для 2-го номера журнала "Горец" я делал интерью с фантастическим человеком - Степаном Анастасовичем Микояном, а еще повезло, что Лариса Тасоева, главный редактор "Горца" разрешила мне опубликовать его здесь ко Дню Победы ДО ВЫХОДА номера! Правда я поимел совесть и взял только отрывок, то, что непосредственно про Войну.
И еще вот что: обычно я свой цикл называю "Интервью Инсайдера", имея в виду, что о предмете разговора я знаю чуть больше среднего человека. Но ни это интервью, ни завтрашнее, к этому циклу я отнести не могу.

- Степан Анастасович, можно я сразу - быка за рога? Сколько из кремлёвских детей пошли в лётчики?
- Кого вы называете «кремлёвскими детьми»? Тех, кто жил в Кремле?
- Да.
- Только Вася и мы, три брата. Это всё.
- А Хрущёв?
- А Хрущёв никогда не жил в Кремле. Вот поэтому и вопрос. Если Вы называете «кремлёвскими» тех, кто был в правительстве, тогда другое дело.
- Да, давайте так.
- Лёня Хрущёв, Вася Сталин, ещё Коротченко был на Украине, его сын лётчиком стал, и мы трое. Сын Андреева авиационный инженер, но не лётчик.
- А вы трое – это Вы, Алексей, а кто третий?
- Володя, он погиб.
- Он в честь Ленина назван?
- Да. Он родился в 1924 году.
- А Алексей в честь кого?
- Джапаридзе.
- А Сергей? В честь Кирова?
- Нет. Орджоникидзе. Он не Сергей, он Серго по паспорту. Это всё друзья отцовские.
- А как Володя погиб?
- В Сталинграде очень тяжёлые бои были. Между прочим, об этом почти не пишут. В сентябре была попытка наших войск атаковать немцев с севера и отсечь их от Сталинграда. И вот мы летали на линию фронта. Первые вылеты я сделал. Это очень тяжело было. Там было много десятков самолётов. Наши, немецкие. Такая круговерть была! Я много стрелял по немецким самолётам. Там одна неприятность случилась, у меня на самолёте пушка была и два пулемёта крупнокалиберных. Так вот, пулемёты отказали, я стрелял только из пушки. Не очень эффективно. Я по разведчикам немецким стрелял, по бомбардировщикам, правда, по истребителям не стрелял. Сбитых я не видел, но говорят, что были сбиты 7 или 8. Потом командир полка сам остался и я не полетел. А я у него ведомым как раз летел. Так он мне говорит: «Ты тоже отдохни, а полетит Володя». А у Володи самолёт был неисправен, поэтому он первым не полетел. И вот это был третий вылет, и он погиб в этом бою.
- А всё-таки, что за история была с Лёней, сыном Хрущева? Вы же были друзьями?
- Мы, вообще-то, в госпитале познакомились. Он летал на бомбардировщике, их подбили, они сели на нейтральной полосе. Кто-то погиб в экипаже, кажется, их было четыре человека, а его вытащили пехотинцы с нейтральной полосы. У него был перелом ноги. Как он рассказывал мне, у него ниже колена кость выперла через сапог. Ему хотели отрезать ногу в полевом госпитале, но он с пистолетом не дал резать. И он вот потом очень долго лечил ногу, больше года.
- А потом общение прервалось?
- Да, я вот выздоровел, а он продолжал ещё лечиться. Я уехал. А потом уже в Москве, после Сталинграда, он мне позвонил, не знаю, как получилось, я узнал, что он в Москве. Я был у него дома. А жил он, вот, если ехать мимо Дома на набережной, проехать через Малый мост, там начинается Полянка, и вот первый большой угловой дом, там у него была квартира. Мы с ним поговорили, он мне рассказал, что его допустили летать, а на самом деле там произошла плохая история, он мне не сказал. Но он стал лётчиком-истребителем, он поехал переучиваться. И уже на фронт он попал лётчиком-истребителем. Это было в конце 1942-го – начале 1943-го.
- Вот, когда случилось вся эта история с его исчезновением, ведь говорили, что расстреляли его, или взяли в плен…
- Нет, это всё абсолютная чушь! Я скажу то, что я знаю, то, что было я могу сказать. Мне рассказывал один инженер авиационный, он был представителем завода и жил там в гостинице. В Куйбышеве. Мы к нему приходили с девушкой. Компания у нас была. Мы там познакомились с балеринами из Большого театра. Лёня, я. И мы у этого парня часто в гостях бывали. Там был патефон с пластинками Лещенко Петра, которые тогда запрещённые были. Ну, не запрещённые, а такие…Так вот этот парень потом мне уже в Москве рассказал, что когда я уже уехал, была у них какая-то пьянка, и были какие-то люди с фронта, и был какой-то моряк. И поспорили они по поводу стрельбы. Один там очень хорошо стрелял. Моряк говорит: «А, так ты хорошо стреляешь? Так сбей у меня бутылку с головы!». Тот долго отказывался, но потом согласился и сбил горлышко у бутылки, а моряк говорит: «Ну что ты в горлышко попал!? Ты бутылку сбей! Попади в бутылку!». Поставил бутылку на голову, а он попал в лоб! Вот так мне рассказывали. Потом мне это подтвердила моя знакомая из балета, Валя Петрова. Она и сейчас жива. Она оставалась в Куйбышеве. Лёне дали 8 лет. Но тогда практиковалось отбытие на фронте. Я вот знаю, в нашем полку был один лётчик, осуждённый на 7 или 8 лет за пьяную драку со случайным убийством. И он воевал, ему сначала не давали орденов, а потом наградили и сняли судимость. Вот так же и Леониду, с отбытием на фронте, по его просьбе воевал он на истребителе и воевал в этом полку. Был у меня один лётчик, в нашем уже полку 12-м Гвардейском ПВО Москвы. А приехал он из того полка, он мне и рассказал, как сбили Леонида. На вираже его Фокккевульф расстрелял, он перешёл в пикирование, там дымка была, потом бой. Момента падения не видели. То, что пошёл вниз, то, что в него стреляли – видели, а что разбился – нет. Вот отсюда и пошли все эти сплетни, дурацкие совершенно.
- Степан Анастасович, я Вас хотел спросить, что такое дружба для Вас в то время?
- Это философский вопрос.
- Я уточню. Потому что сейчас, особенно в высшем свете, так называемом, в этой тусовке дурацкой, нет большего удовольствия, чем рассказать какую-то гадость про своего друга. Если я правильно понимаю, то Вы даже поверить не могли ни про одного из своих друзей какому-то плохому слову!
- Нормально дружили, как нормальные люди. Ничего особенного не было. Почему какой-то особый круг? Обычная дружба была. Единственно Вася Сталин был такой в дружбе, что мог и подколоть очень, да и навредить мог. Это было в его характере. А так, нормально дружили. У меня Тима Фрунзе был друг близкий. И ещё были друзья. Из обычных семей.
- А Вы говорили с Василием, Леонидом, Тимуром о политике? О том, что правильно или неправильно что-то делается?
- Мы так не говорили. Тогда все считали, что всё делается правильно. Я уже потом пришёл к полной ненависти к Cталину, абсолютной ненависти, но тогда я в Сталина верил и верил, что он всё делает правильно! А то, что делается неправильно, так Сталин об этом просто не знает! А так, чтобы обсуждать…. Могу вспомнить Тиму Фрунзе как раз. Когда война шла в Финляндии, мы с ним ехали в трамвае, и зашёл какой-то пьяный и что-то начал говорить: «Ещё и Финляндии им захотелось!». А идёт война в Финляндии, представляете, такое сказать! И кто-то на него зашикал. А Тимка мне говорит: «Ой, представляешь, сколько у нас ещё недовольных!». Я запомнил эту фразу. Это ничего незначащий разговор, так, то, что я помню. А так, конечно, много чего обсуждали. Нам, конечно, много чего не нравилось, но мы никогда не винили в этом Сталина, руководство, а считали, что те не знали об этом. Аресты, конечно, тоже обсуждали. В основном, кстати, верили. В основном, но не всегда. Были тогда известные люди, герои – а тут, оказывается, враг!
- Скажите, вот Вы, человек, который прошёл войну, Советский Союз выиграл бы войну, если бы не Сталин?
- Выиграл бы, причем с меньшими потерями. Я, фронтовик, говорю, что мы выиграли войну вопреки Сталину. Потому что такие были ошибки! Давайте я уже скажу. По личной вине Сталина мы выиграли войну с такими огромными потерями! Первое, вот эта ликвидация командного состава армии. Вы представляете, наша армия в середине 30-х считалась лучшей в мире! Ни у кого не было такой армии. У немцев ещё не было армии, у англичан не было, у американцев не было. У нас была самая сильная армия. И вот у этой армии отрезают голову фактически! Кто говорит, шестьдесят тысяч, кто говорит, восемьдесят тысяч офицеров. Начиная с командиров полков и выше. На их место пришли более молодые и менее подготовленные. Мало того, те, кто пришли, боялись всего. Они уже потеряли всякую инициативу. Каждый из них боялся, что следующим будет он. Вот какая стала армия. Это первое преступление Сталина. Второе: перед войной было до сотни предупреждений о том, что немцы нападут, вплоть до конкретного дня и часа. Он не верил и не хотел давать команду о боевой готовности армии. Значит, в 1941 годе виноват Сталин лично! Мало того, началась война, как бы неожиданно, на самом деле всех предупреждали! Когда переплыл вот этот фельдфебель, это уж последний, который сказал, что в 4 часа утра будет война, говорят, Берия ему сказал: «Вот если не начнётся война, мы тебя расстреляем». Война началась. А ночью, когда вот этот фельдфебель переплыл, к Сталину пришли Тимошенко и Жуков с приказом привести войска в полную боевую готовность, он не подписал. Он написал: «Повысить бдительность». Офицеры в отпусках, офицеры пошли в воскресенье в город, тогда же свободнее было. Самолёты на аэродромах стояли крыло в крыло, как на параде. Для штурмовки очень удобно – пройти и все расстрелять. Не растасканы по кустам, как обычно это делается. Дальше, уже во время войны две крупных ошибки. Вот, Сталинградская битва. А почему вообще немцы оказались под Сталинградом? Как они могли дойти так далеко? Опять из-за Сталина. А когда немцы стали обходить Киев с севера и юга, Жуков дважды приходил к Сталину с проектом приказа об отходе нашей армии, которая сидела в Киеве. Не разрешил. Говорит: «Там Днепр, как они его форсируют?». А они форсировали, и мы потеряли там около миллиона. Точную цифру я назвать не могу. Около миллиона, вы представляете? Ну и так везде! Но думать обо всем этом я начал уже потом, причем тоже благодаря отцу. Когда Сталин лежал в Колонном Зале, я туда каждый день ходил, потому что моя жена дружила со Светой. А в воскресенье, когда мы приехали на обед к отцу, он меня спросил: «Ты там был?» Я сказал: «Да, каждый день». Он помолчал, а потом сказал: «Ну и зря!» И вот тогда я впервые по-настоящему задумался.
- Вы в каком году перестали летать?
- Официально? В 1977.
- А неофициально?
- Я ещё летал, когда мои товарищи пилотировали, они сажали меня в кабину, и я пилотировал. Ещё несколько лет бывало. В 1991 году можно считать. Когда я летал на спортивном учебном самолёте ЯК 18-Т. Знаете? На нём я сам летал. Около 20 полётов сделал.
- Сейчас скучно без неба или привыкли?
- Конечно, привык. Сколько времени прошло.
- А профессионально Вы на каком самолёте последний раз летали?
- Я могу сказать, на чём я не летал уже. Миг-29 и Су-27, вот на них я не летал. А вот на всём, что до них было, летал!
- Вы ушли в отставку в каком звании?
- Генерал-лейтенант.
- Это нормально, летающий генерал-лейтенант или это редкость в Советском Союзе?
- Бывало такое. Редко, но бывало.