Топфотоп — здесь знаменитости общаются друг с другом и со своими поклонниками

10 July 2011

Разговор с Артемием Троицким

Вчера я дважды встретился с Артемом и, естественно, не мог не задать ему пары вопросов по ситуации с его преследованием.
- Артем, расскажи, пожалуйста, как у тебя дела в судах, и что ты можешь сказать о поведении своих друзей в этой ситуации?

Ситуация моя медленно движется в какую-то сторону, в какую точно – не могу сказать. Четыре дела мои продолжаются, заседания проходят каждую неделю, пятое дело, а именно иск от Владимира Кисилёва в фонд «Федерация», пока никак себя не проявил, поскольку документов я не получил. Два из четырёх реально существующих дел ушли на двух последних заседаниях на экспертизу. Я так понимаю, что судьи сами затрудняются в определении насколько оскорбительными и унизительными для окружающих были мои высказывания, поэтому призываются на помощь эксперты-лингвисты, которые, по-видимому, и должны ответить на вопросы о том, насколько оскорбительны и насколько криминальны фразы вроде: «Дрессированный пудель при Суркове» или несколько не менее страшных высказываний , которые я допустил во время церемонии вручения антипризов милиционерам. Я считаю, что это вполне логичный ход дела, и сменяя это устраивает хотя бы потому, что все эти экспертизы дают мне возможность небольшой передышки. Дело это не быстрое, и, судя по всему, не раньше осени, причём, даже не начала, а скорее середины осени результаты экспертиз будут готовы. В данном случае речь идёт о гражданском деле по Самойлову и уголовном деле по бывшему ГАИшнику Хованскому. Есть у меня подозрения, что эти два иска – уголовный «пудель» и гражданский ГАИшник направятся примерно в том же направлении, но это нужно немножко подождать, поскольку следующее дело с Самойловым у нас будет 18 июля, а дело по Хованскому в конце августа. Я предвкушаю после 18 июля месячную передышку от всех этих историй, которые, надо сказать, меня абсолютно не деморализовали. Несомненно, утомили, а главное, принесли определённый вред моей семье, поскольку у меня много маленьких детей и они, вместо того, чтобы проводить лето как следует, а именно бегать по пляжу и купаться в море, находятся в Москве и Подмосковье. Это, конечно, не очень правильно. Моя жена настоящая декабристка , не хочет оставлять меня здесь без семейной поддержки. Вот отсюда и результат.
По поводу друзей и знакомых. Дело в том, что я никому не звонил сам. Ни старым друзьям, ни новым друзьям, ни приятелям . Я думаю, что дело моё достаточно громкое, и все, кому моя судьба мало-мальски интересна, совершенно спокойно могли из радио, из интернета узнать, что со мной происходит. На самом деле, мне позвонило огромное количество народу и из Росси, и из-за границы. Это и коллеги-журналисты, и музыканты, старые друзья, старые подруги. Все предлагали моральную поддержку, а некоторые даже и материальную помощь, а также и профессиональную помощь. От помощи материальной я пока что отказывался, поскольку не присудили мне до сих пор тех штрафов, которые я не мог бы без посторонней помощи осилить. А что касается моральной поддержки, то она всегда очень и очень кстати. И профессиональная поддержка тоже. У меня два адвоката по разным делам, и, надо сказать, адвокатами я своими очень доволен, они замечательные ребята. Это Ирина Хрунова и Вадим Прохоров. И обоих моих адвокатов мне как-раз-таки порекомендовали друзья. Дима Муратов, редактор «Новой Газеты» и Борис Немцов, известный политик. Что касается тех друзей, которые мне не позвонили или ничего не предложили, руки не подали, и никак в этом отношении не высказались, то, в общем-то, я не могу сказать, что у меня к ним есть какие-то серьёзные претензии. Я отношусь к этому очень серьёзно, люди, наверное, очень заняты. Некоторые, как я предполагаю, опасаются за какие-то свои карьерные продвижения, за какие-то свои высокие знакомства и так далее. Это их дело. Как говорится в таких случаях: «Бог им судья». Я никому претензий не высказывал и высказывать не буду. Разумеется, есть люди, которым я очень благодарен за их поддержку. Это, в первую очередь, Василий Шумов, который организовал концерт, это Игорь Чернявский, который организовал концерт в мою поддержку в Варшаве, это ребята-музыканты, которые сейчас организовывают концерт в мою поддержку в Нью-Йорке, финны тоже тут всполошились и что-то делают у себя в Хельсинки. Вот этим всем ребятам я очень благодарен. И есть какие-то люди, которым я не благодарен, но им, по-видимому, моя благодарность не нужна.
Мне трудно навесить какой-то ярлык на эту историю. Я не исключаю, что вначале она была более или менее искренней. Я не исключаю, что Хованский за что-то на меня обиделся, я не исключаю и того, что Самойлов рассердился на фразу о том, что он «дрессированный пудель при Суркове». Но дело в том, что эти, вполне понятные эмоции, выросли в нечто, что я никак не могу считать делом каким-то естественным и человеческим. Тот же Самойлов мог мне позвонить, мог устроить мне какую-нибудь сцену, мог, в конце концов, со мной подраться. Бывший майор Хованский говорил на суде, что он со мной судиться не хотел, что он сначала предъявил мне претензию в письменном виде, а я сам решил с ним судиться. Я думаю, что это не совсем так, потому что, когда человек получает претензию в письменном виде, в которой содержится требование извиниться перед ним в День милиции и заплатить ему пятьсот тысяч рублей, вот я не считаю это претензией. Я считаю это объявлением войны. Если бы он написал бы мне о том, что «Артемий, я обиделся на то, что Вы вручили мне с коллегой антиприз, а я в этом не виноват и хотел бы с Вами разобраться или хотел бы с Вами поговорить по-мужски. Вот мой телефон, звоните мне. Потому что обида моя столь велика», я мог бы, естественно, попробовать с человеком пообщаться и убедить его в том, что, на самом деле, свой антиприз он получил абсолютно поделом. Но разговаривать с ним о полумилионне рублей, а также о том, чтобы я извинялся, а Шевчук под это дело организовывал свой концерт в День милиции или в День Советской Армии, я не стал. Самое, употреблю, может быть, очередное сильное выражение, самое подлое во всей этой истории, это то, что мои оппоненты подали на меня одновременно по два заявления. Одно гражданское- о защите чести и достоинства, второе уголовное – об оскорблении. Надо сказать, что это типичная такая, хотя и не противозаконная, но очень грязная история. Это сродни политическим интригам. Это не означает, что они хотят получить сатисфакцию, это означает, что они хотят мне абсолютно навредить. Устроить мне судимость, обложить меня всеми этими делами, штрафами, может быть и в тюрьму посадить и прочее, и прочее. Это уже не дело обиженного человека, это называется уже прессованием меня со стороны всей Системы. И подтверждением этому, причём не косвенным, а прямым, является то, что когда Шумов затеял концерт в мою поддержку в ЦДХ, то звонили начальству ЦДХ вовсе не мои оппоненты и не их представители-юристы. А звонили туда из аппарата Суркова, насколько я понимаю, из Общественной Палаты, из каких-то ещё мест, к которым мои истцы прямого отношения не имеют. По совокупности всех этих обстоятельств я склонен считать, что дело это, скорее всего, является политическим заказом. Конкретной целью этого заказа является просто желание дать понять публичным людям, дать понять журналистам, в первую очередь, что критика власти и людей, с нею связанных, в сегодняшней России неуместна.